Новости
В 1919 году в Веймаре открылась школа строительства и художественного конструирования Баухаус (от слов bau — «строить» и haus — «дом»). Официально она просуществовала всего 14 лет, но эффект от присутствия был таким мощным, что сформулированные в тех стенах идеи распространились по всему миру, задав вектор развития модернистской архитектуры и дизайна XX века. Более того, наработки школы актуальны и сейчас: наши сегодняшние панельки или мебель с металлическими ножками так или иначе вдохновлены ее философией.
Вместе с кандидатом искусствоведения Павлом Войницким разбираемся, в чем же была революционность Баухауса и как в развитии школы поучаствовало витебское объединение УНОВИС.
«Германия проиграла в мировой войне, но „победила“ в мировой культуре»
— Что привело к тому, что школа Баухаус появилась в Веймаре и именно в 1919 году? Какие были предпосылки?
— Первая мировая война стала сильнейшим потрясением для всей Европы. Но проигравшей стороной в ней была в первую очередь Германия. По условиям Версальского мирного договора она лишилась большой части территории, включая регионы с природными ископаемыми, так необходимыми промышленности, потеряла свои колонии, должна была выплачивать репарации странам-победительницам… Демилитаризованная и утратившая все свои имперские амбиции страна погрузилась в социальный и экономический кризис.
В Веймаре приняли новую либерально-демократическую конституцию, и германское государство сошло с пути авторитаризма в сторону парламентского управления. И очень символично, что именно в небольшом Веймаре — антитезе монументальному имперскому Берлину — начала работать такая новаторская школа, как Баухаус.
Архитектура тогда отторгала идеи излишней декоративности и имперского постклассицизма, возник запрос на простые, комфортные и удобные вещи. Где во главе пространства стояла бы личность, а не абстрактные «государство» либо «нация».
— Как так получилось, что страна разорена, а в ней вдруг возникает такое мощное арт-сообщество?
— Германия проиграла в мировой войне, но, отказавшись от тоталитаризма, «победила» в мировой культуре. Многие феномены культуры, о происхождении которых мы не задумываемся, пришли к нам из Веймарской республики. И это не только архитектура и дизайн, но и изобразительное искусство, музыка, театр, кинематограф. Например, первый фильм-катастрофа — знаменитый «Метрополис» Фрица Ланга — и первые действительно страшные фильмы ужасов были сняты в Германии времен Веймара.
При этом важно понимать, что Баухаус не возник на пустом месте, у школы уже были прообразы: мюнхенская школа Веркбунд и веймарская Школа прикладного искусства. Просто молодому архитектору Вальтеру Гропиусу удалось объединить в Веймаре две соперничающие дизайн-школы и, возглавив новую, пригласить в нее преподавать выдающихся представителей европейского авангарда. Таких, как Пауль Клее, Василий Кандинский, Иоганнес Иттен. Свободномыслящие профессионалы собрались в одном месте и сделали очень крутое дело.
«В приоритете была простота»
— В чем заключалось новаторство Баухауса?
— Как педагогу мне жутко импонирует сам подход к преподаванию в Баухаусе. Его плюрализм, принципы равенства и общежития. Баухаусовцев объединяли не только учеба и практика, но и совместный досуг — театральные постановки и вечеринки. Все это было очень непохоже на академическую среду, к которой привыкли европейцы, где фигура преподавателя непропорционально авторитетна и доминантна.
В Баухаусе иерархия была другой: мастера, подмастерья и ученики. Первый директор школы Вальтер Гропиус, формулируя задачи Баухауса, не видел существенного различия между художником и ремесленником. «Художник — тот же ремесленник высокого класса», — указывал Гропиус и мечтал «о новом цехе без табеля о рангах».
Программа строилась от основ. Сначала было базовое изучение формы и материалов, далее — занятия ремеслами и наконец — практическая архитектурно-дизайнерская работа. Больше была важна практика, а вот теорию искусства начинали изучать только в конце, чтобы не навредить формированию индивидуальности.
Ну и, конечно, от общепринятого отличался подход к самой архитектуре, дизайну: форму определяла функция. В приоритете была простота. Жилье, предметы мебели и быта должны быть удобными, доступными и (в идеале) реализуемыми в промышленном производстве.
— Школу закрыли в 1932 году, еще до прихода к власти национал-социалистов. В первую очередь потому, что в ней проповедовали идеи марксизма?
— Действительно, многие преподаватели и студенты придерживались левых взглядов, Баухаус поддерживал прямые контакты с советскими архитекторами и художниками и, с точки зрения национал-социалистов, был рассадником левых идей. Один из директоров Баухауса, марксист Ханнес Майер, в 1931 году вместе с учениками приехал в Москву, чтобы создавать новую архитектуру для нового и справедливого социального устройства. К сожалению, часть тех баухаусовцев впоследствии была репрессирована: как раз тогда сталинская идеология в СССР начала перемалывать все новаторское и прогрессивное.
Впрочем, многим из тех, кто остался в Германии, впоследствии тоже пришлось бежать из страны. Ориентированное на человека искусство Баухауса никак не уживалось с тоталитарной идеологией Третьего рейха. Художники, преподававшие в школе, блистали на печально известной выставке «Дегенеративное искусство», собранной нацистами для антипропаганды ненавистного им модернизма. Неудавшийся художник-традиционалист Адольф Гитлер ненавидел любое нетрадиционное искусство, поэтому неудивительно, что представители Баухауса подверглись гонениям. В итоге преподавательский состав разъехался по всему свету, новые школы были открыты в США и Израиле.
— Самые известные произведения в стиле Баухаус — это какие?
— Прежде всего учебный комплекс Баухауса в городе Дессау, куда школа переехала в 1925 году. Он стал своего рода манифестом раннего Баухауса. Его проектировал сам Вальтер Гропиус, который очень четко все структурировал: это был баланс форм и пропорций, большое количество света и геометрии. Все внутреннее наполнение, от мебели до утвари, делалось руками самих студентов и преподавателей.
Стиль Баухауса — это синтез искусств, акцент на создание предметов, сочетающих простоту, удобство и эффектный внешний вид. Таково, например, культовое кресло Wassily из кожаных ремней, натянутых на стальные трубки. Оно было создано Марселем Бройером в 1927 году и названо в честь Василия Кандинского.
Еще Баухаус — это типографика. Знаменитый шрифт Universal Герберта Байера использовался в печатных материалах школы. Он абсолютно без украшений — чистые простота и функциональность, воплощающие идеологию школы. Байер считал излишним даже использование заглавных букв — не только из-за эстетики, но и в целях экономии времени для нажима на клавиши.
«На Баухаус повлияли идеи, зародившиеся в Беларуси»
— Есть ли связи между Бахусом и Беларусью?
— Как это ни удивительно, на Баухаус повлияли идеи, зародившиеся в Беларуси. В 1920 году в Витебске появилось авангардное художественное объединение УНОВИС («Утвердители нового искусства») во главе с Казимиром Малевичем. Супрематизм Малевича перевернул восприятие современников, показав некую универсальную систему, абстрагированную суть всех вещей.
При этом сам Малевич не думал о том, как воплотить идеи в реальную жизнь, сделать их функциональными — в своих архитектонах (супрематических архитектурных моделях. — Прим.TUT.BY) он предлагал некие формулы, квинтэссенции архитектурных сооружений будущего. Они были не привязаны к какому-либо назначению, конструкциям и строительным материалам, но выглядели ново и эффектно.
Привести концепции супрематизма к практическому применению в архитектуре смог входивший в УНОВИС выдающийся архитектор и графический дизайнер Эль Лисицкий. И он же приезжал в Баухаус, распространяя за границей идеи Малевича, которого очень скоро стали принимать там как гуру, пророка новых идей в искусстве и архитектуре.
— При этом преподавать в Баухаусе Малевича почему-то не пригласили…
— Его система все-таки была слишком всеобъемлюща и доминативна, и своей УНОВИСовской ролью непререкаемого лидера Малевич не вписался бы в демократическую атмосферу немецкой школы. Но при этом его идеи, по меткому определению исследователя архитектуры Селима Хан-Магомедова, стали «кристаллами, брошенными в перенасыщенный раствор» европейской архитектурной мысли начала ХХ века, которые немедленно разрослись — приобрели «плоть и кровь». В том числе и в архитектурно-дизайнерских реализациях Баухауса.
Потом была длинная история эволюции этих идей от интернационального модернизма к советскому. В итоге даже построенная в конце семидесятых многоэтажка на Сурганова, в которой мы сейчас беседуем, несет в себе тот самый «импульс Малевича», интерпретированный Баухаусом, функционалистами, бруталистами и далее — в советской и постсоветской архитектурной среде.
— Какие белорусские здания вдохновлены этим стилем?
— Чистого баухауса на нашей территории нет, но идеи функционализма, гуманизма и социальной полезности в «тутэйшай» архитектуре имеются. Очень яркий пример — Дворец искусств, образцовое произведение советского модернизма, созданное по заветам известного архитектора-новатора, модерниста Ле Корбюзье. Только в белорусском исполнении это не «машина для жилья», а «машина для творчества», выставок и общения художников в перерывах между ними.
Чисто формально можно сказать, что общие черты с сооружениями, возведенными архитекторами Баухауса, есть у множества белорусских построек — от, увы, утраченного павильона ВДНХ до, например, Дома печати.
— Кто из поколения новых белорусских архитекторов, дизайнеров, художников вдохновляется в работе стилем баухаус?
— Если говорить в общем, то это все современные решения, в которых авторы отказываются от декоративности и украшательства. В первую очередь это то, что делает архитектурная студия Zrobim. Они предлагают проекты мирового уровня простоты (в хорошем смысле слова) и функционализма, в том числе в частной застройке.
Впрочем, это также типовая застройка новых микрорайонов наших городов. И даже порицаемые всеми панельки вполне себе базируются на идеях и концепциях, заложенных в начале прошлого века Баухаусом. Да, это типичное модернистское жилье — стандартизированное, ибо так справедливо, но отдельное, с удобствами, с соблюдением норм инсоляции и так далее. А главное — в силу дешевизны и простоты возведения — быстро решающее жилищные проблемы. Другое дело, что в советском и постсоветском исполнении эти идеи были по итогу дискредитированы печальным качеством исполнения…
Сам я в проекте с арт-инсталляциями «МОВА» для A1 вдохновлялся если не самим Баухаусом, то точно наработками УНОВИСа.
— Насколько идеи Баухауса актуальны для современного человека? И есть ли у них «срок годности», учитывая, что любая мода, в том числе на архитектуру, предметы интерьера, циклична?
— То, что людям удобнее жить в простых и функциональных пространствах — очевидная вещь. Но страсть к имперскости и декоративности, против которых восставал Баухаус, можно наблюдать и сегодня. Сильная любовь к колоннам, балясинам, ершикам с бриллиантовой ручкой и прочим статусным излишествам — это все оттуда, из до-баухаусного прошлого.
Дело прежде всего в воспитании. Если бы в школе детям рассказывали о Кандинском и Малевиче с соответствующими картинками в учебниках, а не с условными «Утром в сосновом лесу» и «Аленушкой», то, думаю, вкус у наших сограждан формировался бы чуть иначе. Хотя во многом на это влияет текущее социальное устройство: несвободные люди как-то сами собой начинают тяготеть к имперскости мышления.
Сегодня утверждение американского практика и теоретика архитектуры постмодернизма Роберта Вентури «Less is borе» (меньше значит скучнее) куда более «рабочее», чем посыл немецкого архитектора-модерниста Людвига Мис ван дер Роэ «Less is more» (меньше значит больше), ратовавшего за минимализм (Мис был директором школы Баухаус с 1930 по 1932 годы). Стоит только взглянуть на проекты Захи Хадид или кристаллические архитектурные структуры Даниэля Либескинда. Но очевидно, что идеи Баухауса созвучны с желаниями современных людей. Они еще очень долго не потеряют своей актуальности. А уж в будущем нас в любом случае ждет что-то новое: ведь дизайн и архитектура эволюционируют вслед за человеком.
Благодарим за помощь в подготовке материала Центр белорусско-еврейского культурного наследия.
