Организатор убийства Троцкого. Каким был легендарный разведчик Наум Эйтингон из Шклова?

Внучка Наума Эйтингона Татьяна Козлова не любит, когда о ее дедушке говорят «легенда разведки» или называют «карающим мечом Сталина». Недавно она написала книгу, в которой не только развенчала многие мифы о генерале, но и опубликовала его очень личные письма близким из Владимир­ской тюрьмы, пишут «Аргументы и факты в Беларуси».

Дважды арестованный

Про разведчика Наума Эйтин­гона снимали докфильмы и издавали книги на разных языках. Многие знают генерал-майора госбезопасности лишь по одному эпизоду биографии — Эйтингон был в числе организаторов устранения Льва Троцкого в Мексике в 1940 г. «У дедушки два ордена Ленина и орден Суворова, который он получил отнюдь не за Троцкого. Сейчас только и говорят — „убийца Троцкого“. Но он много ещё чего сделал для Родины», — настаивает Татьяна Козлова.

В госбезопасность Эйтингон пришел в 1920-м. Молодой опер, который родился в 1899 году в Шклове, проявил себя в борьбе с заговорщиками и бандитами в Беларуси и Башкирии, был ранен. Толкового сотрудника отправили учиться на Восточный факультет Военной академии РККА. Потом были командировки в Западную Европу, Скандинавию, на Ближний и Дальний Восток, в Америку. В Маньчжурии Эйтингон проводил блестящие операции против китайских националистов. Во время войны в Испании работал с резидентурой.

Когда началась Великая Отечественная, он оперативно организовал движение Сопротивления в тылу войск вермахта: широкая сеть подполья, диверсионные группы. Эйтингон был одним из создателей знаменитой Отдельной мотострелковой бригады особого назначения (­ОМСБОН). Уже после войны вел борьбу с «лесными братьями» в Литве и Западной Беларуси.

Друзья называли Эйтингона Леонидом Александровичем. Леонидом Наумовым он стал в 1920-е, когда многие евреи-чекисты брали русские имена из-за антисемитских настроений. Но к концу 1940-х антисемит­скую кампанию благословил сам Сталин. По сфабрикованному делу о сионистском заговоре в МГБ ­Эйтингон был арестован в октябре 1951 г. Его выпустили сразу после смерти вождя, но через полгода опять посадили. После ареста Берии в июле 1953-го Эйтингон был объявлен членом его банды. Генерала приговорили к 12 годам, реабилитировали только в 1992 г., через 11 лет после смерти. Генерал Эйтингон, даже пройдя тюремные застенки, никогда не обвинял партию и советский строй.

«Мой дедушка Лёня»

Но официальная биография о многом умалчивает. Например, о том, что Эйтингон — эрудит со знанием 6 иностранных языков — был весьма неприхотливым в быту человеком, а еще любимцем женщин. Татьяна Козлова в своей книге «Леонид Эйтингон. Письма из Владимирской тюрьмы» вспоминает деда и публикует почти 50 писем-исповедей. «Я долго колебалась, стоит ли предавать огласке сугубо личные письма, но в последние годы было столько написано и сказано о нем, появилось столько вымыслов и фантазий. Из всех ныне здравст­вующих я единственная, кто прожил рядом с этим незаурядным, замечательным человеком много лет», — признаётся внучка Э­йтингона.

Ее мать Зоя Зарубина была приемной дочерью разведчика. «Все мое счастливое детство прошло с дедушкой Лёней и бабушкой Олей. Мама представлялась мне какой-то недосягаемой кино­звездой, — вспоминает Т. Козлова. — Ее я видела не столь часто, хотя жили мы все вместе. Помимо работы в органах гос­безопасности, мама обучалась на вечернем отделении Института иностранных языков. Несмотря на молодость, ей доверили работу на знаменитых конференциях глав трех великих держав — СССР, США и Велико­британии — в Тегеране, Ялте и Потсдаме. За участие в конференции в Тегеране она была награждена орденом Красной Звезды». Зарубина известна не только тем, что переводила Сталину. Достаточно сказать, что в 21 год она была бойцом ОМСБОН, ее забрасывали в глубокий тыл врага. После ареста Эйтингона ей пришлось уволиться из органов. Зарубина всегда писала в анкете, что она из семьи репрессированного, и не соглашалась забыть об отчиме в пользу родного отца — генерал-майора Василия Зарубина, тоже ветерана внешней разведки.

«Когда деда Леню арестовали в первый раз в 1951 г., обстановка в доме резко изменилась. „Друзья“ и многочисленные гости словно испарились», — вспоминает Татьяна В­асильевна. Перестали лебезить и передавать деду приветы соседи по дому. Хотя были и те, кто не бросил семью Эйтингона. Когда в 1953 г. дед вернулся, в доме опять появились знакомые и малознакомые люди. Но через полгода его снова забрали. «Во время обыска понятые — жильцы нашего дома — были несказанно удивлены „убогой“, на их взгляд, обстановкой: ни картин, ни ковров, ни полированной мебели».

Три с лишним года Эйтингон провел в СИЗО, и только потом его этапировали во Владимир­скую тюрьму. Татьяна Васильевна вспоминает, как непросто было тогда всем близким. «С изумлением прочла, что бывший губернатор Кировской области [России] Никита Белых, молодой еще человек, недоволен объемом ежемесячных посылок в СИЗО — всего 30 кг. А как насчет 5 кг и изнурительного, унизительного торга бабушки с приемщицей за каждую лишнюю котлетку для больного, немолодого уже человека?! И посылки, и передачи б­ыли отнюдь не ежемесячные». В тюрьме у Эйтингона не только обострились старые болезни, но и появились новые — в том числе рак. Его сестра Соня, врач по профессии, и дочь Зоя, которая обратилась за помощью к высокопоставленным генералам, совершили чудо: в тюрьму привезли лучшего хирурга — профессора Минца. Благодаря этому разведчик прожил 81 год.

После освобождения Эйтингона одним из первых и постоянных гостей в доме стал Рамон Меркадер, который к тому времени уже отсидел 20 лет в мексиканской тюрьме за убий­ство Троцкого. «Деда связывали с ним не только деловые, но и теплые, доверительные отношения. Многие праздники — Новый год, 7 ноября — мы отмечали с семьей Рамона. Он никак не мог приспособиться к советской действительности. Помню, Рамон удивлённо говорил деду, что какие-то общественники пытаются уплотнить его семью. Дед посоветовал к следующему визиту надеть пиджак со звездой Героя. К изумлению Рамона, сработало», — рассказывает Т. Козлова.

После тюрьмы Эйтингону полагалась минимальная пенсия — 12 руб. Для получения нормальной надо было отработать не менее 3 месяцев. 64-летний, не очень здоровый человек, бывший политзэк, практически не имел шансов. Зоя Зарубина на тот момент работала директором курсов переводчиков ООН и имела связи. Она договорилась, чтобы его взяли в издательство «Международные отношения». Там он проработал более 2 лет, занимался переводами с француз­ского и испанского.

Женщины Эйтингона

«Недавно в нескольких книгах прочла, что дед был бабником, — возмущается Татьяна Васильевна. — Пока была жива моя мама, все помалкивали. Только она умерла, началось: на той женат был и на этой. Но в то время, в начале советской власти, почти никто не был официально расписан. Э­йтингон не был официально женат, с бумажкой, ни на ком! За исключением последней жены — Евгении Пузыревой, с которой он расписался, уже когда был в реанимации, чтобы её из квартиры не выписали. Сейчас начинают рассказывать родственники о какой-то „неземной“ любви деда с другой персоной. Я родилась за 20 дней до начала войны, вся после­военная жизнь деда и бабушки Оли была на моих глазах. Для всех этих род­ственников Эйтингон был как свадебный генерал, а мы жили вместе. По всем квартирам, где мы жили — Эйтингон, бабушка Ольга Наумова, мама, я, — есть жировки. Да, в заграничных командировках были „временные“, „полевые жены“: в Испании — Александра Кочергина, а во второй командировке в Турцию — Муза Малиновская. Но возвращался он всегда домой, к своей единственной и любимой Оленьке».

Зимой 1966 г. Ольга Наумова умерла после тяжелой болезни. «Деда смерть Ольги совершенно выбила из колеи. Через несколько лет дедушка переехал к Евгении Арефьевне Пузыревой. Это ей он читал по телефону по ночам стихи, для нее же просил у мамы привезти из-за границы французские духи. Она скрасила его последние годы и поддержала во время тяжёлой болезни. Но всю жизнь он любил только бабушку. Они и похоронены вместе. В конце концов, неважно, у кого в жизни сколько было любовей, но, судя по тем письмам, что я опубликовала в книге, Ольга была любовью всей его жизни. При этом он, правда, никогда не забывал о своих детях от других женщин».

Читайте также:

Создатель «Моссада» и поклонник Якуба Коласа. Пять самых известных белорусских разведчиков